Позывные — «02» - Кудрат Эргашев

— Тогда его не нужно водить на урок истории — и все будет в порядке. Он ведь химии или физики не знает, — довольный своим предложением подытожил под одобрительный гул класса Славка.

— К вашему сведению, Лазарев, он прекрасно знает все школьные предметы.

— Но так ведь не бывает, Елена Павловна, — не унимался Славка, — всезнаек нет…

— Все, Лазарев, — резко оборвала Елена Павловна, — мы не будем устраивать дискуссии по этому вопросу… Итак, начнем урок…

Елена Павловна не ошиблась: когда на следующий день в школу приехал заведующий гороно, он изъявил желание посетить урок в классе Елены Павловны.

Это был второй урок — физика. Работающая в школе третий год Наталья Федоровна, учительница физики, не могла скрыть своего волнения, несмотря на ободряющие взгляды директора школы и самого заведующего гороно.

Славка не сомневался, что его вызовут. Собственно, так было всегда: ведь гостям принято показывать лучшее. Нет, он вовсе не боялся, а пронзившая его внутренняя дрожь объяснялась тем, что в голову пришла прямо-таки шальная мысль: проверить, а скорее даже доказать Елене Павловне свою правоту.

— Лазарев, пожалуйста, — услышал он свою фамилию и направился к доске, полный решимости проэкспериментировать, на ходу обдумывая, как это лучше сделать.

Как обычно, Славка был готов к ответу и начал очень хорошо, но вскоре…

— Интерференция присуща волновым процессам любой природы, — уверенно говорил Славка, — а для того, чтобы наблюдать интерференцию, волны должны быть когерентны, т. е. иметь одинаковые частоты и неизменную разность фаз. Для того, чтобы ее наблюдать, можно воспользоваться весьма простым прибором, состоящим из двух резиновых и стеклянных трубок…

При этих словах на лице Натальи Федоровны появился ужас: Лазарев говорил не по теме. Собственно, он должен был рассказать об интерференции света, но упомянутый им прибор предназначался для наблюдения интерференции звука. Наталья Федоровна растерялась: «Что делать? Что делать? — мучительно и лихорадочно думала она. — Остановить его, поправить? Но тогда… Он же лучший ученик… Интерференцию звука мы проходили раньше… Почему он так уверенно отвечает урок?..» Наталья Федоровна бросила беспомощный взгляд в сторону директора, потом перевела его на Славку, но тот продолжал отвечать как ни в чем не бывало, все так же перемежая две темы.

— …Французский ученый Огьюстен Френель придумал целый ряд новых приборов для наблюдения интерференции и с их помощью доказал, что каждая точка сферы, до которой дошло возмущение, сама становится источником вторичных волн…

«Боже мой! Но это же принцип Гюйгенса», — с отчаянием думала учительница, не решаясь перебить и поправить Славку.

В нарушение всех методических требований Наталья Федоровна даже не объявила Славке отметку: она просто не знала, что ему поставить (на это впоследствии обратили ее внимание присутствующие), но в целом урок оценили хорошо, особенно выделив при этом ответ Лазарева.

Потом, наплакавшись в учительской, она решила поговорить со Славкой и поставить ему двойку. Однако ее удивила улыбка, с которой Славка воспринял известие о двойке.

— Извините меня, пожалуйста, Наталья Федоровна. Я совсем не хотел причинять вам неприятности… Просто я хотел доказать Елене Павловне, что она неправа, — закончил Славка после небольшой паузы.

Узнав об этом, Елена Павловна возмутилась.

— Ничего удивительного, — выговаривала она в сердцах завучу школы, — безнаказанность Лазарева не могла не привести к подобному инциденту! Он, видите ли, решил проверить и доказать!..

— Во-первых, Елена Павловна, — сохраняя спокойствие, ответила Нина Васильевна, — Лазарев наказан: он получил двойку. — Елена Павловна презрительно хмыкнула. — Во-вторых, — не обращая на это внимания, продолжала завуч, — не кажется ли вам, что поступок Лазарева в известной мере спровоцирован вами?

— Мною? — задохнулась от гнева Елена Павловна.

— Но ведь вы заявили в классе, что наш заведующий гороно знает все, — усмехнулась Нина Васильевна. — Кстати, вы, наверное, знаете, я много лет работала с ним в школе, где он директорствовал, и испытываю к нему чувство искреннего уважения за его человечность, большие организаторские способности и глубокие знания, но, увы, не всего, — подчеркнула она. — Да и сами вы отлично понимаете, подобных людей нет и не может быть. Вот поэтому вы неправильно ориентировали класс и, если хотите, проявили неуважение к ребятам, да и к самому Андрею Михайловичу.

Елена Павловна слушала, плотно сжав губы, всем видом показывая свое несогласие.

«Боже, — глядя на Елену Павловну, думала Нина Васильевна, — почему мне так трудно с ней разговаривать? Неужели она не понимает, что нельзя огульно подходить ко всем ученикам?.. Поведение Лазарева еще не самое худшее, что может случиться при таком подходе… А когда ей говоришь, она страшно обижается, да и верно, ведь школе она отдала много лет. Промолчать? Нет! Только не это! Просто надо помягче…» Вслух сказала:

— Понимаете, Елена Павловна, нельзя в классе быть администратором… Собственно, вы это знаете не хуже меня…

Все подступы к установлению личности покушавшегося на Калетдинову и ограбившего ее, казалось, полностью перекрыты. Калетдинову пока допросить не удалось, и, по-видимому, врачи не скоро разрешат беседу с ней.

И хотя Арслан успокаивал себя, что исключение каждого нового лица, попавшего в поле зрения, тоже продвижение вперед, легче от этого не становилось.

Николай сетовал: знать бы конечное число, от которого можно вычитать каждую, проверенную, версию, тогда… Правда, что тогда, он тоже не знал, просто чувствовал себя взбирающимся на крутую гору, высота которой увеличивается пропорционально пройденному пути.

И все же Туйчиев и Соснин решили не оставить без внимания ни одного шофера, проезжавшего в тот день в сторону райцентра.

— Вот увидишь, — уверял Николай друга, — по закону пакости тот, кто нам нужен, окажется последним в списке. Если он вообще есть.

— Тогда, может, начнем с конца? — насмешливо предложил Арслан.

— Бесполезно, — махнул рукой Соснин. — Не имеет значения, как ни крути список, — он последний. У меня всегда так, — вздохнул он.

— Ладно, — согласился Арслан, — пусть последний. Я согласен! Лишь бы не зря…

Утром Туйчиев и Соснин приехали на автобазу и сразу зашли к директору Борисенко. Он разговаривал по телефону, но, увидев вошедших, встал, приветливо кивнул и, не прекращая разговора, показал рукой на стулья.

— А я вам еще раз говорю, заступаться за него нечего. Хватит, понянчились. Нам воры и прогульщики не нужны. Все! — Он повесил трубку.

— Опять к вам, Андрей Герасимович. Надоели, наверное, — Арслан развел руками. — Служба.

— Ничего, ничего. Рад помочь чем могу.

— О ком это вы так лестно отзывались по телефону?

— Есть у нас один разгильдяй, вернее был, увольняю его. Бражников. Украл машину гравия и продал. Мы уже сообщили об этом в милицию.

Арслан заглянул в списки, нашел фамилию Бражникова и спросил:

— Он здесь сейчас?

— Кажется. Сейчас узнаю. Вы извините, с вашего разрешения я поеду. Дела. — Борисенко оделся. — Располагайтесь в моем кабинете. Если Бражников здесь, я его пришлю. До свидания.

Вскоре в кабинет вошел приземистый худощавый парень с изрытым оспой лицом и большими не по росту руками.

— Бражников. Вызывали?

— Садитесь, Бражников. Давно занимаетесь операциями с гравием? — спросил Арслан.

— Что вы?!

Он долго распространялся по поводу несправедливого к себе отношения со стороны начальства. Конечно, у директора есть любимчики, которым все можно, а его чуть что — сразу за ворота.

Бражникову дали вдоволь выговорить все свои обиды, а потом перешли к существу.

На все вопросы Бражников отвечал уверенно и даже несколько нагловато. Да, восемнадцатого января он совершил один рейс за гравием, хотя должен был сделать две ходки. А все из-за этой проклятой машины. Машина, в кабине которой сидела женщина в красном пальто, по дороге ему не попадалась. Сам он пассажиров тоже не брал.

Его отпустили, но какое-то смутное чувство подозрения не проходило. Чувствовалось: Бражников недоговаривает. Нет, никаких объективных данных к этому не было, но в его нагловатой усмешке чувствовался вызов и, когда перед уходом он с деланной наивностью спросил, неужели за одну машину гравия его будут судить, Арслан уже не сомневался, что Бражниковым придется заняться всерьез.

Дело Бражникова вел молодой следователь Соловьев. Ознакомившись с делом, друзья не смогли почерпнуть из него ничего нового. Решили поехать на карьер, поговорить с рабочими.

Прораб Лоскутов, маленький, в телогрейке, в брезентовых рукавицах, как колобок подкатился к «газику» и, казалось, не удивился приезду таких гостей. На вид Лоскутову можно было дать за шестьдесят, но, как потом выяснилось, он был моложе. Красное лицо, изборожденное морщинами, как географическая карта сетью железных дорог, отечные мешки под глазами и склеротические жилки не оставляли сомнения в его давней и близкой дружбе с алкоголем. Маленькие, глубоко посаженные глазки хитро бегали.